![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Часть вторая
Дорога, которую капитан ошибочно посчитал одной из входящих в Муравский шлях, оказалась безымянным ответвлением, коих в тех местах не счесть. По ней из Крыма мажи ходили. Туда торохтия возили, обратно – соль с рыбой. Загадочный пан Тарохтий, капитана удививший, оказался тарахтением, звуком-грюком колес пустого воза по камням.
На ночеву, одолев еще пару верст, стали общим табором. Дороги у наемничьей банды и чумацкого валка, хоть и расходились в разные стороны, но сворачивать со шляха, на ночь глядя, да по кущерям? Лошадок не жаль, так подарите! Вот переночуем, так и двинетесь. Заодно и нам безопаснее, и вам веселее. Отвыкли, поди, на басурманщине от русского люда!
Мирослав уговорился легко. Даже сам той легкости удивился. Впрочем, двойного дна в речах ватажка, деда Омельяна не было. Или разглядеть не смог. Оно и в правду, ночь лучше гуртом переждать, а по утру, раненько, и двигать дальше. Ошибка оказалась в жилу. Безымянный шлях, хоть и не такой ровный как как шпажный клинок, родившийся в Толедо, проходил, если не самой короткой, то самой удобной дорогой до того места, что значилось в капитанском реестрике первейшим маяком начала поиска. Конечно же, чумаку про то знать было не обязательно.
Впрочем, дед и не расспрашивал. Ватажок мусолил глиняную трубочку, да поглаживал нахохлившегося петуха, что сидел на мажу, кося блестящим глазом по сторонам.
Наемники с чумаками общий язык нашли сразу, хоть и в большинстве своем, понимали друг друга -- слово через десять. Но, от чумака до казака путь недолог, как друг друга не уразуметь? И что с того, что казаки в Гишпании и Швеции не водятся. Сабля есть, перекрестится можешь? Не в ту сторону – так темень кругом, один черт не видит никто…
Удальге шлепал картами, азартно вознося Деве Гваделупской то похвалу, то брань. Литвин делая загадочные глаза и кивая в сторону вонючего мешка, торговал чумакам хитрые свечки. Свечи те, по заверениям княжича, будучи запаленными, отгоняли прочь всякую чешуйчатую гадину. Не будешь же вокруг мажа и волов, волосяной аркан кидать, если в гадючее место судьба загонит? А так, запалил, слова пошептал, и спи себе спокойно.
Остальные наемники тоже не скучали. Кто коника обихаживал, кто седло подшивал. Котодрал и вовсе сошелся в потешной борьбе со здоровенным хлопцем по имени Шутик – одним из тех, кто в засаде с самопалом сидел. Йозеф был половчее, молодой чумак - поздоровее. И борьба выходила на равных.
Мирослав подсел к деду Омельяну, не спеша набил трубку, чиркнул кресалом.
- Вот гляжу я на тебя, и думаю, сколько лет прошло, как ты Залозовым шляхом ушел? – спросил старый чумак, без привычной смешинки в голосе.
- А тебе и до этого дело есть?
- Мне до всего дело есть, - пожал плечами в ответ ватажок, - дорога долгая, зима длинная, я старый уже. Только и остается, что былое вспоминать. Где ходил, кого видел, о чем говорили…
- Что в Степи слышно? – совладавший с трубкой капитан, пыхнул дымком.
- Ох и табачище-то у тебя духовитый какой! – шумно потянул ноздрями дед, и тут же продолжил: - А что там слухать-то, в Степи нашей? Мало что меняется. Под Зборовом мир подписали, слыхал, верно?
Что-то такое доходило до капитанских ушей про страшный разгром польского войска да про курганы из убитых. Но особо не до того было, своих заморочек хватало. Да и медленно вести по миру расползаются. А минуя пол-Европы, становятся старыми и прогорклыми.
- Ну так подписали тот мир, а проку с него – как с козла молока. Жиды, убраться обещали, а как сосали кровь, так и сосут. Старшина казачья как жировала, так мордищи и лоснятся по-прежнему, и как не трескаются, то уму недостижимо. Ляхи из Варшавы повозвращались, ксёндзов навезли. Ты ему слово против, так он пальцы в рот, и свищет. Старшина, свист услыхавши, и рысят верными ляшскими кобелями, чтоб своих же людей православных, на палю сракой взгромоздить. Каждая падлюка мимоходщину норовит стребовать А нам, сироме бессловесной только то и остается, что терпеть да ждать…
- Чего ждать? - глухо кашлянул капитан, - Пришествия со Страшным Судом?
- Может и Пришествия, может и еще чего. Слухи всякие ходят…
- О чем слухи-то? – поторопил Мирослав замолчавшего собеседника.
- Га? – дернулся Омельян.
- Слухи, говорю, о чем ходят?
- Хмель казаков поднимает, народ мутит. Чумацкий шлях из белого червонным станет, моря кровцы изольются…
- И за народ поднимается?
-Да за всякое, - махнул рукой чумак, - одни говорят, что за поругание веры православной с ляхов ответу требовать, другие шибко показачились, за сохой ходить более не желают, третьи - чтобы в реестр их вписали, горлы грызть готовы. Только проку с того реестру? Вон, сорок тыщ народу вписали, а порций и прежних не дают.
- А сам-то как думаешь?
- Что там думать? – удивился Омельян, - Ляхи на волках пахать вздумали, а волки жрать хотят. Хлебом не насытить, крови жаждают. Ну а что словеса красивые к тому примешивают, так ксёндзы с муллами тоже всякое по костелам да мечетям блажат, лишь бы грошик выдурить…
- Злой ты, дедусь! – грустно улыбнулся капитан, - И как только до седин дожил? На все стороны злостью плюешься. Вон, кочету бедному чуть кишки не выдавил. Кто по утрам будил бы?
- Не мы такие, життя у нас такое. А вдруг вы песиглавцы какие? Как накинетесь, как по рукам-ногам повяжете, да начнете в пасть орехи с желудями пихать, чтобы пожирнее да повкуснее тело чумацкое сделалось. Проверять надо. Времена-то, нынче, предпоследние…
- Предпоследние?
Того, кто отлавливал люцеферистов-отравителей, разносящих миазмы Черной Смерти по Милану, трудно удивить вывертами человеческих мыслей. Но старый чумак смог.
- Они самые. Последние будут, когда Старая косой шеи коснется. А пока дышим, да хлеб жуем, предпоследние они, времена-то.
Дорога, которую капитан ошибочно посчитал одной из входящих в Муравский шлях, оказалась безымянным ответвлением, коих в тех местах не счесть. По ней из Крыма мажи ходили. Туда торохтия возили, обратно – соль с рыбой. Загадочный пан Тарохтий, капитана удививший, оказался тарахтением, звуком-грюком колес пустого воза по камням.
На ночеву, одолев еще пару верст, стали общим табором. Дороги у наемничьей банды и чумацкого валка, хоть и расходились в разные стороны, но сворачивать со шляха, на ночь глядя, да по кущерям? Лошадок не жаль, так подарите! Вот переночуем, так и двинетесь. Заодно и нам безопаснее, и вам веселее. Отвыкли, поди, на басурманщине от русского люда!
Мирослав уговорился легко. Даже сам той легкости удивился. Впрочем, двойного дна в речах ватажка, деда Омельяна не было. Или разглядеть не смог. Оно и в правду, ночь лучше гуртом переждать, а по утру, раненько, и двигать дальше. Ошибка оказалась в жилу. Безымянный шлях, хоть и не такой ровный как как шпажный клинок, родившийся в Толедо, проходил, если не самой короткой, то самой удобной дорогой до того места, что значилось в капитанском реестрике первейшим маяком начала поиска. Конечно же, чумаку про то знать было не обязательно.
Впрочем, дед и не расспрашивал. Ватажок мусолил глиняную трубочку, да поглаживал нахохлившегося петуха, что сидел на мажу, кося блестящим глазом по сторонам.
Наемники с чумаками общий язык нашли сразу, хоть и в большинстве своем, понимали друг друга -- слово через десять. Но, от чумака до казака путь недолог, как друг друга не уразуметь? И что с того, что казаки в Гишпании и Швеции не водятся. Сабля есть, перекрестится можешь? Не в ту сторону – так темень кругом, один черт не видит никто…
Удальге шлепал картами, азартно вознося Деве Гваделупской то похвалу, то брань. Литвин делая загадочные глаза и кивая в сторону вонючего мешка, торговал чумакам хитрые свечки. Свечи те, по заверениям княжича, будучи запаленными, отгоняли прочь всякую чешуйчатую гадину. Не будешь же вокруг мажа и волов, волосяной аркан кидать, если в гадючее место судьба загонит? А так, запалил, слова пошептал, и спи себе спокойно.
Остальные наемники тоже не скучали. Кто коника обихаживал, кто седло подшивал. Котодрал и вовсе сошелся в потешной борьбе со здоровенным хлопцем по имени Шутик – одним из тех, кто в засаде с самопалом сидел. Йозеф был половчее, молодой чумак - поздоровее. И борьба выходила на равных.
Мирослав подсел к деду Омельяну, не спеша набил трубку, чиркнул кресалом.
- Вот гляжу я на тебя, и думаю, сколько лет прошло, как ты Залозовым шляхом ушел? – спросил старый чумак, без привычной смешинки в голосе.
- А тебе и до этого дело есть?
- Мне до всего дело есть, - пожал плечами в ответ ватажок, - дорога долгая, зима длинная, я старый уже. Только и остается, что былое вспоминать. Где ходил, кого видел, о чем говорили…
- Что в Степи слышно? – совладавший с трубкой капитан, пыхнул дымком.
- Ох и табачище-то у тебя духовитый какой! – шумно потянул ноздрями дед, и тут же продолжил: - А что там слухать-то, в Степи нашей? Мало что меняется. Под Зборовом мир подписали, слыхал, верно?
Что-то такое доходило до капитанских ушей про страшный разгром польского войска да про курганы из убитых. Но особо не до того было, своих заморочек хватало. Да и медленно вести по миру расползаются. А минуя пол-Европы, становятся старыми и прогорклыми.
- Ну так подписали тот мир, а проку с него – как с козла молока. Жиды, убраться обещали, а как сосали кровь, так и сосут. Старшина казачья как жировала, так мордищи и лоснятся по-прежнему, и как не трескаются, то уму недостижимо. Ляхи из Варшавы повозвращались, ксёндзов навезли. Ты ему слово против, так он пальцы в рот, и свищет. Старшина, свист услыхавши, и рысят верными ляшскими кобелями, чтоб своих же людей православных, на палю сракой взгромоздить. Каждая падлюка мимоходщину норовит стребовать А нам, сироме бессловесной только то и остается, что терпеть да ждать…
- Чего ждать? - глухо кашлянул капитан, - Пришествия со Страшным Судом?
- Может и Пришествия, может и еще чего. Слухи всякие ходят…
- О чем слухи-то? – поторопил Мирослав замолчавшего собеседника.
- Га? – дернулся Омельян.
- Слухи, говорю, о чем ходят?
- Хмель казаков поднимает, народ мутит. Чумацкий шлях из белого червонным станет, моря кровцы изольются…
- И за народ поднимается?
-Да за всякое, - махнул рукой чумак, - одни говорят, что за поругание веры православной с ляхов ответу требовать, другие шибко показачились, за сохой ходить более не желают, третьи - чтобы в реестр их вписали, горлы грызть готовы. Только проку с того реестру? Вон, сорок тыщ народу вписали, а порций и прежних не дают.
- А сам-то как думаешь?
- Что там думать? – удивился Омельян, - Ляхи на волках пахать вздумали, а волки жрать хотят. Хлебом не насытить, крови жаждают. Ну а что словеса красивые к тому примешивают, так ксёндзы с муллами тоже всякое по костелам да мечетям блажат, лишь бы грошик выдурить…
- Злой ты, дедусь! – грустно улыбнулся капитан, - И как только до седин дожил? На все стороны злостью плюешься. Вон, кочету бедному чуть кишки не выдавил. Кто по утрам будил бы?
- Не мы такие, життя у нас такое. А вдруг вы песиглавцы какие? Как накинетесь, как по рукам-ногам повяжете, да начнете в пасть орехи с желудями пихать, чтобы пожирнее да повкуснее тело чумацкое сделалось. Проверять надо. Времена-то, нынче, предпоследние…
- Предпоследние?
Того, кто отлавливал люцеферистов-отравителей, разносящих миазмы Черной Смерти по Милану, трудно удивить вывертами человеческих мыслей. Но старый чумак смог.
- Они самые. Последние будут, когда Старая косой шеи коснется. А пока дышим, да хлеб жуем, предпоследние они, времена-то.
Tags:
no subject
Эх душевно
no subject
Спасибо))
Завтра с утра продолжение постараюсь выложить
no subject
no subject
Еще новости не читал, решил с утра пописать, пока народу нет
no subject
no subject
Признаюсь, никаких "двойных днов" в эпизод не закладывал, и на плечи предшественников грязными ботинками не становился
no subject
прогнали яныкаподписали тот мир, а проку с него – как с козла молока. Жиды, убраться обещали, а как сосали кровь, так и сосут.олигархиСтаршина казачья как жировала, так мордищи и лоснятся по-прежнему, и как не трескаются, то уму недостижимо. Ляхи из Варшавы повозвращались...". Или этого:- И за народ поднимается?
- Да за всякое, - махнул рукой чумак, - одни говорят, что за поругание веры православной с ляхов ответу требовать, другие шибко
помайданилипоказачились, за сохой ходить более не желают, третьи - чтобына АТО не ехатьв реестр их вписали, горлы грызть готовы. Только проку с того реестру? Вон, сорок тыщ народу вписали, а порций и прежних не дают.Я очень извиняюсь за корявую призму личного восприятия
no subject
Увы, но "справка", данная чумаком полностью совпадает с тогдашней ситуацией.
Не за что извиняться) Сам себя по рукам бью, чтобы какого-нибудь полковника Мотороленко не вписать - очень уж фон близок
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
"У меня здесь нет расовой дискриминации. Мне срать на черножопых, на жидов, на макаронников, и на латиносов. Вы все здесь — одинаково никчёмны."
По игре не помню
no subject
Там сперва перечисляется десятока два наций потом штук пять цветов а потом заявляется типа
"для меня вы все зеленые. И я вас всех ненавижу. Но темнозеленых я всетки ненавижу больше чем светло-зеленых!!!"
no subject